Молчание не всегда знак согласия.
Перевод был готов уже давно, извините пожалуйста за задержку.
Источник: Channel 4
Перевод: yuliasha aka Lucy
Расскажите немного о проекте «Каждый день» и о том, кого вы там играете.
Это уникальный проект для всей моей карьеры, да, наверное, и для всех нас. Он снимался в режиме реального времени больше пяти лет. Я играю Йена, который сидит в тюрьме за какое-то преступление. Ничего особо жестокого или ужасного, но он был замешан во что-то, во что вмешиваться не стоило. И всё на самом деле строится вокруг посещений тюрьмы. Думаю, это фильм Ширли. На Ширли всё держится. Сниматься в этом фильме было очень странно, но потрясающе. Мой герой надолго разлучён с детьми и общается с ними только во время их визитов в тюрьму и по телефону.
читать дальше
Как актёра ваша работа часто разлучает вас с семьёй. Вы смогли воспользоваться этим опытом, играя роль?
Да. Я мог на это опереться, потому что часто, когда мы снимались, я возвращался с трёхмесячных съёмок в Южной Африке или ещё откуда-нибудь и целую вечность не виделся со своими детьми. А потом я приезжал домой, и приходилось заново вписываться в семью. Поэтому, когда он выходит из тюрьмы и пытается привыкнуть к повседневной жизни, это очень тяжело. Я мог в каком-то смысле опереться на свой опыт. Чтобы твои дети снова начали тебе доверять, требуется определённое время. Когда я возвращаюсь после долгого отсутствия, меня зовут «мама-то-есть-папа». Довольно трудно это принять. А Йену ещё хуже, потому что он пропустил все празднования Рождества — такого мне делать не приходилось. Самое долгое время, которое я их не видел — пять или шесть недель, что практически невыносимо.
Почему вы согласились на это? Что вас привлекло?
Я дружу с Майклом, я уже работал с ним и с Ширли. Я им доверяю, обожаю и уважаю их обоих безмерно. И Майкл Уинтерботтом такой инноватор, каждый раз он приходит с какой-то идеей, а я думаю «Ух ты! А давай это сделаем». Мы начали работать, и я думал, это никогда не закончится. Решил, что он, наверное, забросил всё на полпути. Он снимал свои фильмы то там, то сям, он никогда не останавливается. А я снимался в других проектах, как и Ширли, и потом мы все одновременно возвращались и собирались вместе. То там на недельку, то там. И мне было очень интересно, как проходит время. Я видел нечто подобное в документальных фильмах, но никогда в художественных. Здесь как бы смешиваются два жанра. Во многих смыслах дети не играют. Я очень осторожно отношусь к детям-актёрам — ничего не имею против, но обычно они не такие уж блестящие актёры, когда пытаются произнести свой текст. Но здесь всё не так. Всё было по-настоящему. Это был их дом, их школа, они отзывались на собственные имена. Единственное, что было не настоящим — я и Ширли. И меня это действительно привлекло.
А трудно ли было вписывать это в свой график съёмок?
Нет, я всегда находил время для этой работы. Этот непрекращающийся фильм стоял на первом месте в списке моих приоритетов, поэтому остальным вещам приходилось подвинуться. Когда он мне звонил, я заверял, что буду там.
А как насчет возвращения в образ. Было ли это трудно, учитывая перерывы в несколько месяцев между съёмками, которые длились по паре недель.
Да, это было довольно трудно. Мне приходилось осознать, где я и кто я. Иногда я забывал, что я из Ливерпуля, и иногда Майклу приходилось напоминать мне. Но все эти съёмки в тюрьме — это очень интересно. Для меня съёмки разделились на две части, потому что Йен где-то в середине фильма начинает проводить время дома и всё такое. Но все тюремные сцены невероятно интересны. Мне удалось пообщаться там со множеством людей, услышать множество историй. Для меня это действительно стало открытием. Многие из массовки — настоящие заключённые. Я никогда не спрашивал, что они натворили. Но всем им задавал вопрос «Что в этом самое ужасное?» И все они отвечали одно и то же: Когда за тобой впервые захлопывается дверь. Ты заходишь в камеру и — бах — дверь закрывается.
Не очень-то похоже на санаторий, правда?
Нет. Точно не похоже. Чёрт, мне бы определённо не понравилось сидеть в тюрьме.
Вы видели, как дети взрослеют и меняются в кадре?
Да, это было потрясающе. В основном, когда я просматривал предыдущие съемки, это просто поражало. Я половину и забывал даже. В первой сцене один из них ещё подгузники носил! Вот как давно это было. Очень интересно было наблюдать за их взрослением. И видеть, как мы стареем. Ничего подобного мы раньше никогда не делали, не использовался никакой возрастной грим, всё совершенно естественно. И мне понравилось, что это был своего рода моментальный снимок. Ничего особенного не происходило. Всего лишь крохотные взрывы событий. Это был очень, очень интересный проект.
Что вы делали для поиска своего образа?
Я всегда делаю столько, сколько считаю необходимым. По-моему, в этом проекте нужна была естественность. Не очень-то много можно узнать о том, каково быть заключённым, и к тому же хочется испытать настоящий шок, когда туда попадаешь. Так что всё было естественно и вписалось в фильм. Майкл как-то пошутил, сказав, что они подготовили для меня камеру, чтобы я провёл там ночь. Я ответил ему, что если я останусь в камере, то он останется со мной. Он нашёл какую-то отговорку, что ему надо присмотреть за дочерью. Так что мы так этого и не сделали.
Очень хорошо изображены ваши отношения с героиней Ширли. Вам понравилось работать вместе?
Было очень приятно с ней работать. Через какое-то время мы понимали друг друга с полуслова. Я сказал своей жене, что у меня чувство, будто у меня пятилетний роман с Ширли Хендерсон. Словно я двоеженец, женатый на ком-то ещё, и у меня есть тайная семья, живущая в Норфолке. Было довольно странно общаться с этими детьми, очень чудно.
Дети, похоже, чувствовали себя с вами очень комфортно. Вы проводили с ними много времени?
Наверное, это потому что у меня самого есть дети. Мне кажется, это помогло. Плюс то, что в какой-то момент съёмок по ТВ шёл «Доктор Кто». А мальчишки смотрели «Доктора Кто».
Но вашего героя в «Докторе Кто» не назовёшь милашкой.
Нет! Нет, наверное, для них это было немного странно. На самом деле, думаю, возможно, это даже заставило их относиться ко мне с некоторой опаской, немного сдержанно. Но это замечательные дети, я всегда чувствовал себя очень комфортно с ними. Мы провели вместе как раз достаточное количество времени. Ширли была с ними дольше, и это правильно, а я намного меньше, как и нужно. Это потрясающие дети. Я говорил, что они здесь не играли, но во многих сценах они действительно играли. И было видно, как по прошествии лет, они становились более и более уверенными. Они поняли, что нужно проиграть сцену не один раз (а в начале съёмок им это очень не нравилось). В конце они уже поправляли нас по поводу последовательности. «Погодите, в прошлый раз вы этого не делали».
Там много серьёзных, сложных сцен. У вас получалось переключаться к концу дня?
Да, всё нормально. Я мог расслабиться и отключиться от персонажа — снял костюм и пошёл. В театре сложнее — сложнее тут же отключиться после спектакля, требуется не меньше часа.
Ваше первое публичное выступление состоялось в группе вашего отца, когда вам было 12 лет. Почувствовали ли вы тогда вкус к актёрской игре и лёгкость в выступлении перед зрителями?
Да, он вытащил меня на сцену. Я никогда не думал, что стану актёром, и считал, что останусь музыкантом. Но я всегда чувствовал себя немного некомфортно на сцене, будучи самим собой. Я использовал гитару, как барьер. Я никогда бы не смог стать таким как Роберт Плант или Мик Джаггер — я собирался всегда стоять в глубине сцены, спрятавшись за гитару. Я был довольно застенчив по натуре, поэтому встряска получилась довольно грубой для ребёнка — особенно, когда выступаешь в клубах северной Англии. Если сумеешь справиться с этим, сумеешь справиться с чем угодно. Но, кроме того, это заставило меня понять, что хотя мне очень трудно быть собой на сцене, если я надеваю маску и притворяюсь кем-то другим, становится намного проще.
И благодаря музыке вы выступали перед огромными аудиториями. Вы поддерживали группу Echo and the Bunnymen и играли с New Order. Это, наверное, нечто невероятное.
Потрясающее ощущение. Потрясающее! Та штука с New Order просто ошеломила. Я не думал, что это произойдёт — просто стоял у сцены. И понятия не имел. А потом они меня позвали. Это было как во сне, до сих пор не могу поверить, что это случилось. Тур с The Echo and the Bunnymen был другим, потому что я знал, как всё будет, мы репетировали и всё такое. Я тоже с ним играл, с Йеном МакКаллохом, на сцене в его группе. Он собирал много зрителей. Мне повезло с такими выступлениями, как и с актёрской игрой.
Одно превосходит другое в плане волнения от выступления вживую?
Когда мы играли в Манчестер Аполло, это было потрясающе, ведь я там вырос. Я в тот день сходил на матч Юнайтед и они выиграли, а потом с группой выступал в Манчестер Аполло. Что за денёк! Но я всё-таки актёр. Это моё и для меня это предпочтительнее. Когда сходишь со сцены, впервые сыграв Гамлета, это перебивает все прочие ощущения.
На протяжении всей вашей карьеры вы сыграли множество психов, убийц, преступников и тому подобного. Что это говорит о вас, как думаете?
Не знаю. Может, я преступный убийца-психопат. Думаю, просто появлялись такие роли. Не знаю, что это было, просто так получалось. Но когда становишься старше, всё немного меняется, слава богу. Не знаю, почему.
Какие роли вам понравились больше всего?
Странные, о которых даже не подумаешь, как, например, вещица под названием «Жёлтый дом», где я сыграл Ван Гога. Это был малобюджетный проект, но я обожаю эту роль. Я играл вместе с Джоном Линчем (в роли Гогена) и мы очень хорошо сработались. Это был потрясающий опыт. И Раскольникова [в «Преступлении и наказании»] мне понравилось играть. И в «Шлюхе Дьявола» роль Эдварда Сексби — что за персонаж! Просто великолепный, настоящее мальчишеское приключение. Наверное, это лучшая роль, какую мне когда либо предлагали. А в театре, разумеется, это роли типа Гамлета. А в этом году я сыграл в пьесе Пинтера, что было замечательным опытом. Мне очень повезло со всеми этими ролями.
Есть какие-то конкретные роли или жанры, которые бы вы хотели сыграть, но ещё не сыграли?
Да. Я бы хотел сыграть что-нибудь из Диккенса. Я люблю Достоевского и Диккенса. Хотел бы сыграть Диккенса, но меня никогда не просили. Я готов, если позовут. И ещё хотелось бы сыграть больше из Шекспира и Чехова, и ещё Пинтера, пожалуйста. Одно из преимуществ возраста в том, что мужские роли становятся всё лучше и лучше.
По каким ролям вас больше всего узнают?
Наверное, по «Доктору Кто» и «Жизни на Марсе». Фантастика. Но иногда кто-нибудь подойдёт и скажет «Мне понравилось «Преступление и наказание», и я начинаю светиться изнутри. Или «Мне понравилась «Шлюха Дьявола» или «Игры власти». Это всегда очень приятно.
Источник: Channel 4Перевод: yuliasha aka Lucy
Расскажите немного о проекте «Каждый день» и о том, кого вы там играете.
Это уникальный проект для всей моей карьеры, да, наверное, и для всех нас. Он снимался в режиме реального времени больше пяти лет. Я играю Йена, который сидит в тюрьме за какое-то преступление. Ничего особо жестокого или ужасного, но он был замешан во что-то, во что вмешиваться не стоило. И всё на самом деле строится вокруг посещений тюрьмы. Думаю, это фильм Ширли. На Ширли всё держится. Сниматься в этом фильме было очень странно, но потрясающе. Мой герой надолго разлучён с детьми и общается с ними только во время их визитов в тюрьму и по телефону.
читать дальше
Как актёра ваша работа часто разлучает вас с семьёй. Вы смогли воспользоваться этим опытом, играя роль?
Да. Я мог на это опереться, потому что часто, когда мы снимались, я возвращался с трёхмесячных съёмок в Южной Африке или ещё откуда-нибудь и целую вечность не виделся со своими детьми. А потом я приезжал домой, и приходилось заново вписываться в семью. Поэтому, когда он выходит из тюрьмы и пытается привыкнуть к повседневной жизни, это очень тяжело. Я мог в каком-то смысле опереться на свой опыт. Чтобы твои дети снова начали тебе доверять, требуется определённое время. Когда я возвращаюсь после долгого отсутствия, меня зовут «мама-то-есть-папа». Довольно трудно это принять. А Йену ещё хуже, потому что он пропустил все празднования Рождества — такого мне делать не приходилось. Самое долгое время, которое я их не видел — пять или шесть недель, что практически невыносимо.
Почему вы согласились на это? Что вас привлекло?
Я дружу с Майклом, я уже работал с ним и с Ширли. Я им доверяю, обожаю и уважаю их обоих безмерно. И Майкл Уинтерботтом такой инноватор, каждый раз он приходит с какой-то идеей, а я думаю «Ух ты! А давай это сделаем». Мы начали работать, и я думал, это никогда не закончится. Решил, что он, наверное, забросил всё на полпути. Он снимал свои фильмы то там, то сям, он никогда не останавливается. А я снимался в других проектах, как и Ширли, и потом мы все одновременно возвращались и собирались вместе. То там на недельку, то там. И мне было очень интересно, как проходит время. Я видел нечто подобное в документальных фильмах, но никогда в художественных. Здесь как бы смешиваются два жанра. Во многих смыслах дети не играют. Я очень осторожно отношусь к детям-актёрам — ничего не имею против, но обычно они не такие уж блестящие актёры, когда пытаются произнести свой текст. Но здесь всё не так. Всё было по-настоящему. Это был их дом, их школа, они отзывались на собственные имена. Единственное, что было не настоящим — я и Ширли. И меня это действительно привлекло.
А трудно ли было вписывать это в свой график съёмок?
Нет, я всегда находил время для этой работы. Этот непрекращающийся фильм стоял на первом месте в списке моих приоритетов, поэтому остальным вещам приходилось подвинуться. Когда он мне звонил, я заверял, что буду там.
А как насчет возвращения в образ. Было ли это трудно, учитывая перерывы в несколько месяцев между съёмками, которые длились по паре недель.
Да, это было довольно трудно. Мне приходилось осознать, где я и кто я. Иногда я забывал, что я из Ливерпуля, и иногда Майклу приходилось напоминать мне. Но все эти съёмки в тюрьме — это очень интересно. Для меня съёмки разделились на две части, потому что Йен где-то в середине фильма начинает проводить время дома и всё такое. Но все тюремные сцены невероятно интересны. Мне удалось пообщаться там со множеством людей, услышать множество историй. Для меня это действительно стало открытием. Многие из массовки — настоящие заключённые. Я никогда не спрашивал, что они натворили. Но всем им задавал вопрос «Что в этом самое ужасное?» И все они отвечали одно и то же: Когда за тобой впервые захлопывается дверь. Ты заходишь в камеру и — бах — дверь закрывается.
Не очень-то похоже на санаторий, правда?
Нет. Точно не похоже. Чёрт, мне бы определённо не понравилось сидеть в тюрьме.
Вы видели, как дети взрослеют и меняются в кадре?
Да, это было потрясающе. В основном, когда я просматривал предыдущие съемки, это просто поражало. Я половину и забывал даже. В первой сцене один из них ещё подгузники носил! Вот как давно это было. Очень интересно было наблюдать за их взрослением. И видеть, как мы стареем. Ничего подобного мы раньше никогда не делали, не использовался никакой возрастной грим, всё совершенно естественно. И мне понравилось, что это был своего рода моментальный снимок. Ничего особенного не происходило. Всего лишь крохотные взрывы событий. Это был очень, очень интересный проект.
Что вы делали для поиска своего образа?
Я всегда делаю столько, сколько считаю необходимым. По-моему, в этом проекте нужна была естественность. Не очень-то много можно узнать о том, каково быть заключённым, и к тому же хочется испытать настоящий шок, когда туда попадаешь. Так что всё было естественно и вписалось в фильм. Майкл как-то пошутил, сказав, что они подготовили для меня камеру, чтобы я провёл там ночь. Я ответил ему, что если я останусь в камере, то он останется со мной. Он нашёл какую-то отговорку, что ему надо присмотреть за дочерью. Так что мы так этого и не сделали.
Очень хорошо изображены ваши отношения с героиней Ширли. Вам понравилось работать вместе?
Было очень приятно с ней работать. Через какое-то время мы понимали друг друга с полуслова. Я сказал своей жене, что у меня чувство, будто у меня пятилетний роман с Ширли Хендерсон. Словно я двоеженец, женатый на ком-то ещё, и у меня есть тайная семья, живущая в Норфолке. Было довольно странно общаться с этими детьми, очень чудно.
Дети, похоже, чувствовали себя с вами очень комфортно. Вы проводили с ними много времени?
Наверное, это потому что у меня самого есть дети. Мне кажется, это помогло. Плюс то, что в какой-то момент съёмок по ТВ шёл «Доктор Кто». А мальчишки смотрели «Доктора Кто».
Но вашего героя в «Докторе Кто» не назовёшь милашкой.
Нет! Нет, наверное, для них это было немного странно. На самом деле, думаю, возможно, это даже заставило их относиться ко мне с некоторой опаской, немного сдержанно. Но это замечательные дети, я всегда чувствовал себя очень комфортно с ними. Мы провели вместе как раз достаточное количество времени. Ширли была с ними дольше, и это правильно, а я намного меньше, как и нужно. Это потрясающие дети. Я говорил, что они здесь не играли, но во многих сценах они действительно играли. И было видно, как по прошествии лет, они становились более и более уверенными. Они поняли, что нужно проиграть сцену не один раз (а в начале съёмок им это очень не нравилось). В конце они уже поправляли нас по поводу последовательности. «Погодите, в прошлый раз вы этого не делали».
Там много серьёзных, сложных сцен. У вас получалось переключаться к концу дня?
Да, всё нормально. Я мог расслабиться и отключиться от персонажа — снял костюм и пошёл. В театре сложнее — сложнее тут же отключиться после спектакля, требуется не меньше часа.
Ваше первое публичное выступление состоялось в группе вашего отца, когда вам было 12 лет. Почувствовали ли вы тогда вкус к актёрской игре и лёгкость в выступлении перед зрителями?
Да, он вытащил меня на сцену. Я никогда не думал, что стану актёром, и считал, что останусь музыкантом. Но я всегда чувствовал себя немного некомфортно на сцене, будучи самим собой. Я использовал гитару, как барьер. Я никогда бы не смог стать таким как Роберт Плант или Мик Джаггер — я собирался всегда стоять в глубине сцены, спрятавшись за гитару. Я был довольно застенчив по натуре, поэтому встряска получилась довольно грубой для ребёнка — особенно, когда выступаешь в клубах северной Англии. Если сумеешь справиться с этим, сумеешь справиться с чем угодно. Но, кроме того, это заставило меня понять, что хотя мне очень трудно быть собой на сцене, если я надеваю маску и притворяюсь кем-то другим, становится намного проще.
И благодаря музыке вы выступали перед огромными аудиториями. Вы поддерживали группу Echo and the Bunnymen и играли с New Order. Это, наверное, нечто невероятное.
Потрясающее ощущение. Потрясающее! Та штука с New Order просто ошеломила. Я не думал, что это произойдёт — просто стоял у сцены. И понятия не имел. А потом они меня позвали. Это было как во сне, до сих пор не могу поверить, что это случилось. Тур с The Echo and the Bunnymen был другим, потому что я знал, как всё будет, мы репетировали и всё такое. Я тоже с ним играл, с Йеном МакКаллохом, на сцене в его группе. Он собирал много зрителей. Мне повезло с такими выступлениями, как и с актёрской игрой.
Одно превосходит другое в плане волнения от выступления вживую?
Когда мы играли в Манчестер Аполло, это было потрясающе, ведь я там вырос. Я в тот день сходил на матч Юнайтед и они выиграли, а потом с группой выступал в Манчестер Аполло. Что за денёк! Но я всё-таки актёр. Это моё и для меня это предпочтительнее. Когда сходишь со сцены, впервые сыграв Гамлета, это перебивает все прочие ощущения.
На протяжении всей вашей карьеры вы сыграли множество психов, убийц, преступников и тому подобного. Что это говорит о вас, как думаете?
Не знаю. Может, я преступный убийца-психопат. Думаю, просто появлялись такие роли. Не знаю, что это было, просто так получалось. Но когда становишься старше, всё немного меняется, слава богу. Не знаю, почему.
Какие роли вам понравились больше всего?
Странные, о которых даже не подумаешь, как, например, вещица под названием «Жёлтый дом», где я сыграл Ван Гога. Это был малобюджетный проект, но я обожаю эту роль. Я играл вместе с Джоном Линчем (в роли Гогена) и мы очень хорошо сработались. Это был потрясающий опыт. И Раскольникова [в «Преступлении и наказании»] мне понравилось играть. И в «Шлюхе Дьявола» роль Эдварда Сексби — что за персонаж! Просто великолепный, настоящее мальчишеское приключение. Наверное, это лучшая роль, какую мне когда либо предлагали. А в театре, разумеется, это роли типа Гамлета. А в этом году я сыграл в пьесе Пинтера, что было замечательным опытом. Мне очень повезло со всеми этими ролями.
Есть какие-то конкретные роли или жанры, которые бы вы хотели сыграть, но ещё не сыграли?
Да. Я бы хотел сыграть что-нибудь из Диккенса. Я люблю Достоевского и Диккенса. Хотел бы сыграть Диккенса, но меня никогда не просили. Я готов, если позовут. И ещё хотелось бы сыграть больше из Шекспира и Чехова, и ещё Пинтера, пожалуйста. Одно из преимуществ возраста в том, что мужские роли становятся всё лучше и лучше.
По каким ролям вас больше всего узнают?
Наверное, по «Доктору Кто» и «Жизни на Марсе». Фантастика. Но иногда кто-нибудь подойдёт и скажет «Мне понравилось «Преступление и наказание», и я начинаю светиться изнутри. Или «Мне понравилась «Шлюха Дьявола» или «Игры власти». Это всегда очень приятно.
@темы: Джон Симм